Золотой храм краткое. Жизнь и смерть Юкио Мисимы
Юкио Мисима – Золотой храм
Юкио Мисима – Золотой храм краткое содержание
Золотой храм читать онлайн бесплатно
Жизнь и смерть Юкио Мисимы,
или Как уничтожить Храм[1]
…Гл. персонажи большинства романов М. оказываются физически или психологически увечными, их привлекают кровь, ужас, жестокость или извращенный секс… Идеолог ультраправых кругов, М. выступал за возрождение верноподданнических традиций, проповедовал фашистские идеи…
Большая Советская Энциклопедия. 3-е издание
25 ноября 1970 года знаменитый писатель Юкио Мисима, неоднократно поражавший эксцентричными выходками японскую публику, устроил последнее в своей жизни и на сей раз отнюдь не безобидное представление. Он попытался поднять мятеж на одной из токийских баз Сил Самообороны, призывая солдат выступить против «мирной конституции», а когда его затея провалилась, писатель лишил себя жизни средневековым способом харакири…
Почти каждый, кто писал о Мисиме, был вынужден начинать, так сказать, с самого конца – с трагических событий 25 ноября. И это не просто средство возбуждения читательского интереса – после кровавого спектакля, устроенного на военной базе Итигая, уже невозможно рассматривать феномен Мисимы иначе как через призму этого дня, который разъяснил многое, казавшееся прежде непонятным, расставил все по своим местам.
Юкио Мисиме было сорок пять лет. За свою недолгую жизнь он успел сделать невероятно много. Сорок романов, пятнадцать из которых были экранизированы еще до гибели писателя; восемнадцать пьес, с успехом шедших в японских, американских и европейских театрах, десятки сборников рассказов и эссе – таков впечатляющий итог четвертьвекового литературного труда. Но интересы Мисимы были поистине неохватны и одним писательством не исчерпывались. Он был режиссером театра и кино, актером, дирижировал симфоническим оркестром. Занимался кэндо («путь меча» – национальное фехтовальное искусство), карате и тяжелой атлетикой, летал на боевом самолете, семь раз объехал вокруг земного шара, трижды назывался а числе наиболее вероятных претендентов на Нобелевскую премию. Наконец, в последние годы жизни немало толков вызывало его фанатичное увлечение идеей монархизма и самурайскими традициями; он создал и содержал на собственные средства целую военизированную организацию – «игрушечную армию капитана Мисимы», как ее именовала насмешливая пресса (после смерти писателя «Общество щита» сразу же прекратило существование).
Интересно, что в самой Японии страшное прощальное действо, разыгранное 25 ноября, расценили как акт политический лишь ультраправые, нуждавшиеся в героическом символе для привлечения в свои ряды молодежи. Националисты, при жизни Мисимы относившиеся к нему с подозрением и даже враждебностью, не читавшие его книг, немедленно объявили писателя носителем «истинно самурайского духа» и ежегодно отмечают годовщину его смерти.
Еще больше шумиха вокруг смерти Мисимы обрадовала советских идеологов: определенным образом интерпретированная, эта история отлично дополняла картину внешнего мира, зверино-опасного для Страны Победившего Социализма. В Америке свирепствовал ку-клукс-клан, в Греции – «черные полковники», в ФРГ – реваншисты, очень кстати тут оказался и «самурайствующий фашист» Мисима. Появились статьи в «Правде» («В самурайском угаре»), «Красной звезде» («Наследники самураев»), прошла тассовка, перепечатанная множеством газет по всей стране: «Так называемое „самоубийство“ Мисимы произошло совершенно неслучайно. Оно является продуктом политики милитаризации, проводимой американо-японской реакцией…» Стоит ли после этого удивляться, что произведения писателя начали переводить на русский язык с многолетним опозданием, а его имя долгие годы было притчей во языцех у отечественных пропагандистов-международников?
…В содоме ли красота? Верь, что в содоме-то она и сидит для огромного большинства людей, – знал ты эту тайну иль нет? Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей.
Ф.М. Достоевский. «Братья Карамазовы»
В серьезных исследованиях – как японских, так и зарубежных, – политическая мотивировка самоубийства писателя либо отметается начисто, либо ей отводится роль второстепенная: к такому выводу приходит всякий, кто внимательно изучил биографию и творчество Мисимы.
Весьма популярна версия «синдзю» – о двойном самоубийстве влюбленных, которое издавна окутано в Японии романтическим ореолом. Дело в том, что вместе с Мисимой сделал харакири один из его последователей, двадцатипятилетний студент Морита, а в произведениях раннего периода (романы «Исповедь маски» и «Запрещенные цвета») сильны гомосексуальные мотивы. Эту версию особенно охотно подхватила падкая на пикантности пресса, но людям, хорошо знавшим Мисиму в зрелом возрасте, она не кажется правдоподобной.
Многие – и в первые дни всеобщего шока это, вероятно, была самая здоровая реакция – сочли, что Мисима был болен психически и совершил самоубийство в невменяемом состоянии. Когда премьер-министра Сато 25 ноября спросили, как он расценивает поступок писателя, тот, пожав плечами, заявил: «Да он просто свихнулся». Наверное, и в самом деле трудно говорить о душевном здоровье применительно к Мисиме, однако на роковой шаг его толкнула не внезапная вспышка безумия. Вся жизнь писателя, отраженная в его произведениях, была, по сути дела, подготовкой к кровавому финалу. Исчерпывающий ответ на вопрос потрясенных современников «почему?» дан на страницах написанных Мисимой книг. Творчество писателя освещено зловещим и магическим сиянием его эстетической концепции Смерти.
«Вот все, что мы знаем о нем, – и вряд ли когда-либо узнаем больше: смерть всегда была единственной его мечтой. Смерть представала перед ним, прикрывая свой лик многообразными масками. И он срывал их одну за другой – срывал и примерял на себя. Когда же ему удалось сорвать последнюю из масок, перед ним, должно быть, предстало истинное лицо смерти, но мы не знаем, способно ли было даже оно привести его в трепет. До этого момента желание умереть заставляло его неистово стремиться к новым маскам, ибо, обретая их, он постепенно становился все прекраснее. Следует помнить, что у мужчины жажда стать красивее совсем иной природы, чем у женщины: у мужчины это всегда желание смерти…»
Эти строки написаны самим Мисимой, и, хотя речь идет о герое романа «Дом Киоко» (1959) актере Осаму, совершившем самоубийство вместе со своей любовницей, писатель излагает здесь эстетическую формулу, определившую его собственную судьбу: для Мисимы Прекрасное и Смерть всегда являлись частями неразрывного равенства. Это стержень, на который нанизывается весь жизненный путь Мисимы, все его творчество. В тридцать восемь лет он писал – на сей раз уже не о персонаже, о себе: «Я начинаю понимать, что юность, цветение юности – ерунда и стоит немногого. Но это вовсе не означает, что я с приятностью ожидаю старости. Остается лишь одно: смерть – мгновенная, вездесущая, всегда стоящая рядом. По-моему, это единственная подлинно соблазнительная, подлинно захватывающая, подлинно эротическая концепция».
Юкио Мисима всю жизнь был заворожен этой идеей, смерть манила его, «прикрывая свой лик многообразием масок»; приходили и уходили страстные увлечения, временами писатель, казалось, надолго забывал о роковом магните, но с каждым годом тот притягивал его все сильнее, «Все говорят, что жизнь – сцена. Но для большинства людей это не становится навязчивой идеей, а если и становится, то не в таком раннем возрасте, как у меня. Когда кончилось мое детство, я уже был твердо убежден в непреложности этой истины и намеревался сыграть отведенную мне роль, ни за что не обнаруживая своей настоящей сути». Это признание, в котором ключ ко многим поступкам Мисимы, прирожденного лицедея и мистификатора, – из романа «Исповедь маски» (1949), произведения скрупулезно, безжалостно автобиографичного. Двадцатичетырехлетний автор попытался, препарируя свою смятенную, изломанную душу, «избавиться от сидящего внутри чудовища», от тяготеющих над ним с детства мрачных теней. Благодаря «Исповеди маски» мы знаем, как был устроен мир тихого, болезненного мальчика по имени Кимитакэ Хираока (таково подлинное имя писателя, псевдоним Юкио Мисима он взял в шестнадцатилетнем возрасте).
Кимитакэ был странным ребенком, да это и неудивительно – рос он в условиях, которые трудно назвать нормальными. Семи недель от роду его забрала к себе бабушка, женщина властная, истеричная, измученная тяжелой болезнью. До двенадцати лет мальчик жил с ней в одной комнате, оторванный от сверстников, нечасто видя родителей, младших брата и сестру. Играть в шумные игры ему запрещалось, гулять тоже – единственным развлечением, всегда доступным ребенку, стало фантазирование.
Золотой храм
Рассказчик — Мидзогути. — сын бедного провинциального священника. Ещё в детстве отец рассказывал ему о Золотом Храме — Кинка-кудзи — в старой столице Японии Киото. По словам отца, не было на свете ничего прекраснее Золотого Храма, и Мидзогути стал часто думать о нем: образ Храма поселился в его душе. Мидзогути рос хилым, болезненным ребёнком, к тому же он заикался, это отдаляло его от сверстников, развивало замкнутость, однако в глубине души он воображал себя то беспощадным государем, то великим художником — повелителем душ.
В селении на мысе Нариу, где жил отец Мидзогути, не имелось школы, и мальчика забрал к себе дядя. По соседству с ними жила красивая девушка — Уико. Однажды Мидзогути подкараулил ее и неожиданно выскочил на дорогу, когда она ехала на велосипеде, но от волнения не мог выговорить ни слова. Мать девушки пожаловалась на него дяде, и тот жестоко изругал его. Мидзогути проклял Уико и стал желать ей смерти. Через несколько месяцев в селении произошла трагедия. Оказалось, что у девушки был возлюбленный, который дезертировал из армии и прятался в горах. Однажды, когда Уико несла ему еду, ее схватили жандармы. Они требовали показать им, где прячется беглый матрос. Когда Уико привела их к храму Конго на горе Кахара, ее возлюбленный застрелил ее из пистолета, а потом застрелился сам. Так сбылось проклятие Мидзогути.
На следующий год отец на несколько дней взял его с собой в Киото, и Мидзогути впервые увидел Золотой Храм. Он был разочарован: Золотой Храм показался ему обычным трёхэтажным строением, потемневшим от старости. Он подумал, уж не прячет ли от него Храм свой истинный облик. Быть может. Прекрасное, ради того, чтобы защитить себя, и должно прятаться, обманывать человеческий взор?
Настоятель Храма преподобный Досэн был старинным приятелем отца Мидзогути: в юности они три года прожили бок о бок послушниками в дзэнском монастыре. Страдавший чахоткой отец Мидзогути, зная, что его дни сочтены, попросил Досэна позаботиться о мальчике. Досэн обещал. После возвращения из Киото Золотой Храм стал вновь овладевать душой Мидзогути. «Храм преодолел испытание реальностью, чтобы сделать мечту ещё пленительней». Вскоре отец Мидзогути умер, и мальчик отправился в Киото и стал жить при Золотом Храме. Настоятель принял его в послушники. Оставив гимназию, Мидзогути поступил в школу при буддийской академии Риндзай. Не в силах привыкнуть к тому, что он теперь так близок от прекрасного строения, Мидзогути по многу раз на дню ходил смотреть на Золотой Храм. Он молил Храм полюбить его, открыть ему свою тайну.
Мидзогути подружился с другим послушником — Цурукава, Он чувствовал, что Цурукава не способен любить Золотой Храм так, как он, ибо его преклонение перед Храмом зиждилось на сознании собственного уродства. Мидзогути удивился, что Цурукава никогда не смеялся над его заиканием, но Цурукава объяснил, что он не из тех, кто обращает внимание на такие вещи. Мидзогути обижали насмешки и презрение, но ещё сильнее он ненавидел сочувствие. Теперь же ему открылось нечто новое: душевная чуткость. Доброта Цурукава игнорировала его заикание, и Мидзогути для него оставался самим собой, меж тем как раньше Мидзогути думал, что человек, игнорирующий его заикание, отвергает все его существо. Цурукава часто не понимал Мидзогути и всегда старался увидеть в его мыслях и поступках благородные побуждения. Шёл сорок четвёртый год.
Все боялись, что вслед за Токио начнут бомбить Киото, и Мидзогути вдруг понял, что Храм может погибнуть в огне войны. Прежде Храм казался мальчику вечным, меж тем как сам мальчик принадлежал к бренному миру. Теперь он и Храм жили одной жизнью, им угрожала общая опасность, их ждала общая участь — сгореть в пламени зажигательных бомб. Мидзогути был счастлив, он видел в мечтах город, охваченный пожаром. Незадолго до конца войны Мидзогути и Цурукава отправились в храм Нандзэндзи и, любуясь его окрестностями, увидели в храме Тэндзю (части храмового ансамбля Нандзэндзи), где сдавались внаём комнаты для проведения чайных церемоний, как молодая красивая женщина подавала чай офицеру. Вдруг она раскрыла ворот кимоно, обнажила грудь и сжала ее пальцами. Из груди прямо в подставленную чашку офицера брызнуло молоко. Офицер выпил этот странный чай, после чего женщина снова спрятала свою белую грудь в кимоно. Мальчики были поражены. Мидзогути женщина показалась ожившей Уико. Позднее, пытаясь найти увиденному какое-то объяснение, мальчики решили, что это было прощание отъезжающего на фронт офицера с женщиной, родившей от него ребёнка,
Когда война закончилась и Храму перестала грозить опасность, Мидзогути почувствовал, что его связь с Храмом оборвалась: «Все будет как прежде, только ещё безнадёжнее. Я — здесь, а Прекрасное — где-то там». Посетителей в Золотом Храме стало больше, и, когда приходили солдаты оккупационных войск, Мидзогути вёл экскурсию, ибо из всех, кто жил при Храме, он знал английский лучше всех. Однажды утром в Храм пришёл пьяный американский солдат с проституткой. Они бранились между собой, и женщина дала солдату пощёчину. Солдат разозлился, повалил ее и велел Мидзогути наступить на неё. Мидзогути подчинился. Ему было приятно топтать женщину. Садясь в машину, солдат протянул Мидзогути две пачки сигарет. Мальчик решил, что подарит эти сигареты настоятелю. Тот обрадуется подарку, а знать ничего не будет, и станет таким образом невольным соучастником зла, совершенного Мидзогути. Мальчик хорошо учился, и настоятель решил его облагодетельствовать. Он сказал, что, когда Мидзогути кончит школу, он может поступать в университет Отани. Это была большая честь. Цурукава, который собирался учиться в Отани на собственные средства, порадовался за Мидзогути. Через неделю к настоятелю пришла проститутка и рассказала, как один из послушников топтал ее ногами, после чего у неё случился выкидыш. Настоятель заплатил ей компенсацию, которую она требовала, и ничего не сказал Мидзогути, ведь свидетелей происшествия не было. О том, что настоятель решил замять дело, Мидзогути узнал лишь случайно. Цурукава же не мог поверить, что его друг способен на такой отвратительный поступок. Мидзогути, чтобы не разочаровывать его, сказал, что ничего подобного не было. Он радовался совершенному злу и своей безнаказанности.
Весной сорок седьмого года юноша поступил на подготовительное отделение университета. Поведение настоятеля, так ничего и не сказавшего ему после разговора с проституткой, было для него загадкой. Неизвестно было и то, кто станет преемником настоятеля. Мидзогути мечтал занять со временем его место, мечтала об этом и мать юноши. В университете Мидзогути познакомился с Касиваги. Касиваги был косолапым, и заика Мидзогути счёл, что это самая подходящая для него компания. Для Касиваги его косолапость была и условием, и причиной, и целью, и смыслом жизни. Он рассказывал, что одна хорошенькая прихожанка сходила по нему с ума, но он отверг ее любовь, ибо не верит в неё. Он на глазах у Мидзогути познакомился с красивой девушкой из богатой семьи и завязал с ней интрижку. Цурукава не нравилось сближение Мидзогути с Касиваги, он не раз предостерегал друга, но Мидзогути не мог освободиться от злых чар Касиваги.
Как-то раз, нарочно выбрав самую унылую и ветреную погоду, Касиваги со своей подружкой пригласили Мидзогути и соседку Касиваги по дому на пикник. Там соседка Касиваги рассказала про знакомую учительницу икэбаны, у которой во время войны был любовник, от которого она даже родила ребёнка, но он сразу умер. Перед отправкой любовника на фронт они устроили прощальную чайную церемонию в храме Нандзэндзи. Офицер сказал, что хотел бы попробовать ее молока, и она нацедила ему молока прямо в чашку с чаем. А потом не прошло и месяца, как офицера убило. С тех пор женщина живёт одна.
Мидзогути поразился, услышав эту историю, и вспомнил сцену, которую они с Цурукава видели тогда в храме. Касиваги утверждал, что все его подружки сходят с ума по его ногам. И правда, стоило ему закричать, что у него болят ноги, как его подружка кинулась гладить и целовать их. Касиваги и его подружка ушли, и Мидзогути поцеловал оставшуюся девушку, но как только он сунул руку ей под юбку, перед ним возник Золотой Храм и открыл ему всю тщету тоски по жизни, всю ничтожность мимолётного по сравнению с вечным. Мидзогути отвернулся от девушки. Вечером того же дня настоя тель Храма получил известие из Токио о смерти Цурукава, который поехал туда навестить родных. Мидзогути, который не плакал, когда умер его отец, на сей раз горько рыдал. Почти целый год продолжался его добровольный траур по Цурукава. Он почти ни с кем не общался. Но через год он вновь сблизился с Касиваги, который познакомил его со своей новой любовницей: той самой учительницей икэбаны, которая, по словам Касиваги, после гибели своего возлюбленного пустилась во все тяжкие. Мидзогути стал свидетелем грубого обращения Касиваги с этой женщиной. Тот как раз решил расстаться с нею. Женщина в слезах выбежала из дома Касиваги. Мидзогути пошёл за ней следом. Он рассказал ей, что видел ее прощание с возлюбленным. Женщина была готова отдаться ему, но в последний момент перед юношей снова предстал Золотой Храм. Выйдя от женщины, Мидзогути пошёл к Храму и сказал ему: «Когда-нибудь ты покоришься мне! Я подчиню тебя своей воле и ты больше не сможешь мне вредить!»
В самом начале сорок девятого года Мидзогути во время прогулки случайно увидел настоятеля с гейшей. Боясь, как бы тот его не заметил, Мидзогути пошёл в другую сторону, но вскоре снова столкнулся с настоятелем. Сделать вид, что он не видит Досэна, было невозможно, и юноша хотел что-нибудь пробормотать, но тут настоятель сердито сказал, что нечего за ним шпионить, из чего Мидзогути понял, что и в первый раз настоятель его тоже видел. Все последующие дни он ждал сурового выговора, но настоятель молчал. Его бесстрастие бесило и тревожило юношу. Он купил открытку с портретом гейши, которая была с настоятелем, и положил ее среди газет, которые принёс Досэну в кабинет. Назавтра он обнаружил ее в ящике стола, стоявшего в его келье.
Убедившись, что настоятель затаил на него злобу, Мидзогути стал хуже учиться. Он прогуливал занятия, и в Храм даже пришла жалоба из деканата. Настоятель стал относиться к нему с подчёркнутой холодностью и однажды (это было 9 ноября) прямо сказал, что было время, когда он собирался назначить его своим преемником, но время это прошло. Мидзогути неудержимо захотелось куда-нибудь сбежать, хоть на время.
Одолжив у Касиваги денег под проценты, он купил в храме Татэисао омикудзи табличку с предсказанием, чтобы определить маршрут своего путешествия. На табличке он прочёл, что в дороге его ждёт несчастье и что самое опасное направление — северо-запад. Именно на северо-запад он и отправился.
В местечке Юра на берегу моря ему пришла в голову мысль, которая разрасталась и набирала силу, так что уже не она принадлежала ему, а он ей. Он решил сжечь Золотой Храм. Хозяйка гостиницы, где остановился Мидзогути, встревоженная его упорным нежеланием покидать свой номер, позвала полицейского, и тот, по-отечески пожурив юношу, привёз его обратно в Киото.
В марте 1950 г. Мидзогути окончил подготовительное отделение университета Отани. Ему исполнился двадцать один год. Поскольку он не отдавал Касиваги долг, тот пришёл к настоятелю и показал ему расписку. Настоятель заплатил его долг и предупредил Мидзогути, что если он не прекратит свои безобразия, то будет изгнан из Храма. Мидзогути понял, что должен спешить. Касиваги почувствовал, что Мидзогути вынашивает какие-то разрушительные планы, но Мидзогути не раскрыл ему душу. Касиваги показал ему письма Цурукава, где тот поверял ему свои тайны (хотя, по словам Касиваги, не считал его своим другом). Оказывается, он влюбился в девушку, на которой родители запрещали ему жениться, и в отчаянии покончил с собой. Касиваги надеялся, что письма Цурукава отвратят Мидзогути от его разрушительных планов, но ошибся.
Хотя Мидзогути плохо учился и закончил подготовительное отделение последним, настоятель дал ему денег на оплату первого семестра. Мидзогути отправился в публичный дом. Он уже не мог понять: то ли он хочет лишиться невинности, чтобы недрогнувшей рукой спалить Золотой Храм, то ли он решился на поджог, желая расстаться с проклятой невинностью. Теперь уже Храм не помешал ему приблизиться к женщине, и он провёл ночь с проституткой. 29 июня экскурсовод сообщил, что в Золотом Храме не работает пожарная сигнализация. Мидзогути решил, что это знак, ниспосланный ему небом. 30 июня сигнализацию не успели починить, 1 июля рабочий не пришёл, и Мидзогути, бросив часть своих вещей в пруд, проник в Храм и сложил остальные вещи в кучу перед статуей его основателя Есимицу. Мидзогути погрузился в созерцание Золотого Храма, он навсегда прощался с ним. Храм был прекраснее всего на свете. Мидзогути подумал, что, может быть, так тщательно готовился к Деянию, потому что совершать его на самом деле вовсе не обязательно. Но потом он вспомнил слова из книги «Риндзайроку»: «Встретишь Будду — убей Будду, встретишь патриарха — убей патриарха, встретишь святого — убей святого, встретишь отца и мать — убей отца и мать, встретишь родича — убей и родича. Лишь так достигнешь ты просветления и избавления от бренности бытия».
Магические слова сняли с него заклятие бессилия. Он поджёг связки соломы, которые принёс в Храм. Он вспомнил о ноже и мышьяке, которые взял с собой. У него возникла мысль покончить с собой в охваченном пожаром третьем ярусе Храма — Вершине Прекрасного, но дверь туда была заперта, и, как он ни старался, он не мог ее выбить. Он понял, что Вершина Прекрасного отказывается его принять. Спустившись вниз, он выскочил из Храма и пустился бежать куда глаза глядят. Опомнился он на горе Хидаридэймондзи. Храма не было видно — одни лишь языки пламени. Сунув руку в карман, он нащупал пузырёк с мышьяком и нож и выбросил их: он не собирался умирать. На душе его было спокойно, как после хорошо выполненной работы.
Григорий Чхартишвили – Жизнь и смерть Юкио Мисимы, или Как уничтожить храм
Григорий Чхартишвили – Жизнь и смерть Юкио Мисимы, или Как уничтожить храм краткое содержание
Вступительная статья к книге Юкио Мисимы «Золотой Храм».
Жизнь и смерть Юкио Мисимы, или Как уничтожить храм – читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Жизнь и смерть Юкио Мисимы, или Как уничтожить храм
…Гл. персонажи большинства романов М. оказываются физически или психологически увечными, их привлекают кровь, ужас, жестокость или извращенный секс… Идеолог ультраправых кругов, М. выступал за возрождение верноподданнических традиций, проповедовал фашистские идеи…
Большая Советская Энциклопедия. 3-е издание
25 ноября 1970 года знаменитый писатель Юкио Мисима, неоднократно поражавший эксцентричными выходками японскую публику, устроил последнее в своей жизни и на сей раз отнюдь не безобидное представление. Он попытался поднять мятеж на одной из токийских баз Сил Самообороны, призывая солдат выступить против «мирной конституции», а когда его затея провалилась, писатель лишил себя жизни средневековым способом харакири…
Почти каждый, кто писал о Мисиме, был вынужден начинать, так сказать, с самого конца – с трагических событий 25 ноября. И это не просто средство возбуждения читательского интереса – после кровавого спектакля, устроенного на военной базе Итигая, уже невозможно рассматривать феномен Мисимы иначе как через призму этого дня, который разъяснил многое, казавшееся прежде непонятным, расставил все по своим местам.
Юкио Мисиме было сорок пять лет. За свою недолгую жизнь он успел сделать невероятно много. Сорок романов, пятнадцать из которых были экранизированы еще до гибели писателя; восемнадцать пьес, с успехом шедших в японских, американских и европейских театрах, десятки сборников рассказов и эссе – таков впечатляющий итог четвертьвекового литературного труда. Но интересы Мисимы были поистине неохватны и одним писательством не исчерпывались. Он был режиссером театра и кино, актером, дирижировал симфоническим оркестром. Занимался кэндо («путь меча» – национальное фехтовальное искусство), карате и тяжелой атлетикой, летал на боевом самолете, семь раз объехал вокруг земного шара, трижды назывался а числе наиболее вероятных претендентов на Нобелевскую премию. Наконец, в последние годы жизни немало толков вызывало его фанатичное увлечение идеей монархизма и самурайскими традициями; он создал и содержал на собственные средства целую военизированную организацию – «игрушечную армию капитана Мисимы», как ее именовала насмешливая пресса (после смерти писателя «Общество щита» сразу же прекратило существование).
Интересно, что в самой Японии страшное прощальное действо, разыгранное 25 ноября, расценили как акт политический лишь ультраправые, нуждавшиеся в героическом символе для привлечения в свои ряды молодежи. Националисты, при жизни Мисимы относившиеся к нему с подозрением и даже враждебностью, не читавшие его книг, немедленно объявили писателя носителем «истинно самурайского духа» и ежегодно отмечают годовщину его смерти.
Еще больше шумиха вокруг смерти Мисимы обрадовала советских идеологов: определенным образом интерпретированная, эта история отлично дополняла картину внешнего мира, зверино-опасного для Страны Победившего Социализма. В Америке свирепствовал ку-клукс-клан, в Греции – «черные полковники», в ФРГ – реваншисты, очень кстати тут оказался и «самурайствующий фашист» Мисима. Появились статьи в «Правде» («В самурайском угаре»), «Красной звезде» («Наследники самураев»), прошла тассовка, перепечатанная множеством газет по всей стране: «Так называемое „самоубийство“ Мисимы произошло совершенно неслучайно. Оно является продуктом политики милитаризации, проводимой американо-японской реакцией…» Стоит ли после этого удивляться, что произведения писателя начали переводить на русский язык с многолетним опозданием, а его имя долгие годы было притчей во языцех у отечественных пропагандистов-международников?
…В содоме ли красота? Верь, что в содоме-то она и сидит для огромного большинства людей, – знал ты эту тайну иль нет? Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей.
Ф.М. Достоевский. «Братья Карамазовы»
В серьезных исследованиях – как японских, так и зарубежных, – политическая мотивировка самоубийства писателя либо отметается начисто, либо ей отводится роль второстепенная: к такому выводу приходит всякий, кто внимательно изучил биографию и творчество Мисимы.
Весьма популярна версия «синдзю» – о двойном самоубийстве влюбленных, которое издавна окутано в Японии романтическим ореолом. Дело в том, что вместе с Мисимой сделал харакири один из его последователей, двадцатипятилетний студент Морита, а в произведениях раннего периода (романы «Исповедь маски» и «Запрещенные цвета») сильны гомосексуальные мотивы. Эту версию особенно охотно подхватила падкая на пикантности пресса, но людям, хорошо знавшим Мисиму в зрелом возрасте, она не кажется правдоподобной.
Многие – и в первые дни всеобщего шока это, вероятно, была самая здоровая реакция – сочли, что Мисима был болен психически и совершил самоубийство в невменяемом состоянии. Когда премьер-министра Сато 25 ноября спросили, как он расценивает поступок писателя, тот, пожав плечами, заявил: «Да он просто свихнулся». Наверное, и в самом деле трудно говорить о душевном здоровье применительно к Мисиме, однако на роковой шаг его толкнула не внезапная вспышка безумия. Вся жизнь писателя, отраженная в его произведениях, была, по сути дела, подготовкой к кровавому финалу. Исчерпывающий ответ на вопрос потрясенных современников «почему?» дан на страницах написанных Мисимой книг. Творчество писателя освещено зловещим и магическим сиянием его эстетической концепции Смерти.
«Вот все, что мы знаем о нем, – и вряд ли когда-либо узнаем больше: смерть всегда была единственной его мечтой. Смерть представала перед ним, прикрывая свой лик многообразными масками. И он срывал их одну за другой – срывал и примерял на себя. Когда же ему удалось сорвать последнюю из масок, перед ним, должно быть, предстало истинное лицо смерти, но мы не знаем, способно ли было даже оно привести его в трепет. До этого момента желание умереть заставляло его неистово стремиться к новым маскам, ибо, обретая их, он постепенно становился все прекраснее. Следует помнить, что у мужчины жажда стать красивее совсем иной природы, чем у женщины: у мужчины это всегда желание смерти…»
Эти строки написаны самим Мисимой, и, хотя речь идет о герое романа «Дом Киоко» (1959) актере Осаму, совершившем самоубийство вместе со своей любовницей, писатель излагает здесь эстетическую формулу, определившую его собственную судьбу: для Мисимы Прекрасное и Смерть всегда являлись частями неразрывного равенства. Это стержень, на который нанизывается весь жизненный путь Мисимы, все его творчество. В тридцать восемь лет он писал – на сей раз уже не о персонаже, о себе: «Я начинаю понимать, что юность, цветение юности – ерунда и стоит немногого. Но это вовсе не означает, что я с приятностью ожидаю старости. Остается лишь одно: смерть – мгновенная, вездесущая, всегда стоящая рядом. По-моему, это единственная подлинно соблазнительная, подлинно захватывающая, подлинно эротическая концепция».
Источники:
http://nice-books.ru/books/proza/klassicheskaja-proza/136337-yukio-misima-zolotoi-hram.html
http://briefly.ru/misima/zolotoj_hram/
http://libking.ru/books/nonf-/nonf-criticism/98474-grigoriy-chhartishvili-zhizn-i-smert-yukio-misimy-ili-kak-unichtozhit-hram.html