Эссе «Вечный фашизм». Но кто такие «они»

14 признаков фашизма Умберто Эко

Знаменитый итальянский писатель и ученый Умберто Эко, автор нескольких всемирно известных романов, более чем 20 лет назад опубликовал эссе Eternal Fascism, в котором описал типичные черты фашизма. Эта работа не претендует на канонический взгляд на эту идеологию, зато позволяет в очередной раз задуматься каждому из нас.

Об авторе

Умберто Эко — итальянский писатель, ученый, публицист, литературный критик, теоретик культуры, а также автор романа «Имя розы» – одного из лучших романов в истории литературы по мнению многочисленных опросов. Как публицист, он известен такими работами как «Пять эссе на тему этики», «Как написать дипломную работу», а также «Вечный фашизм», и речь в статье пойдет именно о последней.

Эссе «Вечный фашизм»

В 1995 году Эко написал эссе «Вечный фашизм» (Eternal Fascism). Оно изобилует иронией на грани сарказма и описывает детство и отрочество автора, уделяя внимание тому, как в 1942 году он занял первое место на олимпиаде Ludi Juveniles в возрасте десяти лет.

В своем эссе Эко, прежде всего, указывает на разницу в идеологии Италии при Муссолини и гитлеровской Германии. Даже в наше время легко запутаться в этих двух идеологиях, поэтому Эко уделил почти половину эссе на существенные различия.

Итальянский фашизм создал у либеральных лидеров Европы убеждение, что итальянская власть способна противопоставить умеренную альтернативу коммунистической угрозе, поэтому воспринимался изначально не столь агрессивно. У Муссолини не было четкой идеологии. В первые годы правления, по слухам, он предлагал Господу поразить себя молнией на месте, тогда как на следующем этапе ссылался на имя Божье и называл себя «рукой Провиденья». Итальянский фашизм не был единой идеологией, а скорее был ассорти из разных философских и политических идей.

В фашистской Италии даже существовала премия Бергамо, финансируемая умеренным фашистом Боттаи. Он поддерживал новаторское и авангардистское искусство, которое напрочь отрицал и преследовал Гитлер. Культуре Эко посвятил также большую часть эссе, что для человека его профессий вполне понятное желание.

Даже антисемитизм в Италии сформировался по требованию Гитлера, с которым Муссолини хотел вступить в союз. Изначально фашисты не были расистами и антисемитами, было много противоречий между странами, пока в 1930-х годах итальянцы не приняли доктрину о белом превосходстве в африканских колониях. Так что будем считать, что в итоге фашизм принял расизм как норму и является одним из его признаков.

Говоря проще, нацистская Германия переняла у итальянцев крайний национализм, антикоммунизм и милитаризм, извратив его и превратив в настоящую идеологию. Фашизм является частью нацизма, поэтому, хоть немцев в те годы и можно было называть фашистами, все же это понятие не охватывало полностью их суть. Немцы ставили свою расу выше других рас и готовы были к насильственному захвату и уничтожению целых народов, тогда как итальянцы гордились своим римским прошлым. Если нацистская Германия, помимо внутреннего взгляда, смотрела с ненавистью и шовинизмом на другие расы, Италия Муссолини пыталась разобраться в своем прошлом и усилить свое государство. Когда же Германия и Италия стали союзниками, Гитлер даже перенял римский салют фашистов.

В связи с вышесказанным, Эко приходит к выводу, что нацизм — уникален, тогда как фашизм более распространен, и в 20 веке это явление стоит рассматривать с большим вниманием, нежели нацизм. Эко предсказывает, что нацизм, скорее всего, больше никогда не станет проблемой человечества, а вот фашизм способен принимать разные формы, потому что даже если из него вытащить несколько признаков, остальные признаки все равно будут составлять костяк фашизма. И в этом есть главная опасность.

Поэтому Умберто Эко в своем эссе вычленил список признаков вечного фашизма (ур-фашизма), при этом указывая, что даже одного признака из 14 достаточно, чтобы говорить о «конденсации фашистской туманности». И чем больше признаков, тем более явно выражается сущность любого государства. Если их несколько, есть шанс предотвратить наступление фашизма, однако после 6-7 признаков снежный ком начинает расти и его уже не остановить.

14 признаков фашизма

Культ традиции. Традиционализм старее фашизма. Главные идеологи фашизма состоят сплошь и рядом из мыслителей-традиционалистов. Нет места развитию знания, истина уже провозглашена раз и навсегда.

Традиционализм ведет к неприятию модернизма. Итальянские фашисты и немецкие фашисты обожали технику, тогда как их мыслители-традиционалисты технику клеймили, видя в ней угрозу традиционным духовным ценностям. Фашизм отрицал капитализм, при этом наслаждаясь аспектами своей индустриализации, спокойно существуя в этом противоречии. Поэтому ур-фашизм можно определить как иррационализм.

Культ «действия ради действия». Думание не поощряется, на его место приходит действие. Поэтому фашисты отрицали саму суть культуры, она вполне логично казалась им носителем критического мышления. Когда государство начинает подозрительно относиться к интеллектуальному миру, это сигнал присутствия фашизма. Культура отвергалась как факт. Цитата Геббельса: «Когда я слышу слово «культура», я хватаюсь за пистолет».

Ни одна форма синкретизма не может вынести критики. Синкретизм — сочетание несочетаемых образов мышления, образующее условное единство. Современный мир уважает несогласие, для фашизма несогласие — предательство.

Несогласие — знак инакости. Самые первые лозунги любого фашистского движения направлены против инородного. Фашизм по определению замешан на расизме.

Опора на средний класс. Первой опорой фашистов был средний социальный класс, пострадавший от политического или экономического кризиса. Этот класс испытывает страх перед раздраженными низами.

Тому классу, который стоит на грани нищеты, фашизм говорит, что факт рождения в этой великой стране является большим преимуществом. Так выковывается национализм. Также важнейшим моментом является особое мироощущение — повсюду враги. В основе находится боязнь заговора, в идеале международного. Нация должна ощущать себя осажденной. Если нет возможности разбить внешнего врага, выдумывается враг внутренний — например, евреи. Они идеально подходят для фашизма, потому что одновременно находятся как бы и внутри страны, и вне ее.

Враг изображен мощным, но при этом слабым. Британцы питаются лучше, чем честные и работящие итальянцы, евреи богаты, к тому же имеют тайную сеть взаимопомощи. Тем не менее, даже их можно с легкостью завоевать, потому что мыслят они неправильно, а значит, они слабы.

Нет борьбы за жизнь, есть жизнь ради борьбы. Пацифизм осуждается, идет подготовка к войне и решающему бою, где враг будет разбит, контроль над миром приобретен и наступает Золотой век.

Типичен элитаризм в виду его аристократичности. Фашизм исповедует популистский элитаризм. В тайне режим презирает низшие слои, однако на словах граждане составляют лучший народ на свете и все вступают в одну партию. В иерархической элите любой презирает вышестоящего (за то, что он ему подчиняется) и нижестоящего (за то, что тот слаб и позволяет собой помыкать).

Каждого воспитывают, чтобы он стал героем. Там, где создается культ смерти, нужны герои. Герой должен понимать, что нет ничего лучше, чем героическая смерть — высшая честь для каждого.

Перманентная война и героизм — сложные игры, поэтому фашизм желает захватить половую сферу. Неконформистские сексуальные привычки (от целомудрия до гомосексуализма) беспощадно преследуются. Игры мужчин с пистолетами имеют фрейдистскую подоплеку.

Фашизм строится на качественном популизме. Так как режим объявляется справедливым и честным, нужно очень постараться, чтобы внушить народу, что он сам хочет перемен — таким образом народ только играет роль народа, не принимая никаких решений. Если все со всем согласны, то и голосование является пустой тратой времени.

Фашизм говорит на Новоязе. Фашисткие тексты отличаются бедной лексикой (совсем как по Оруэллу) и примитивным синтаксисом, потому что богатая лексика автоматически включает критическое мышление и двоемыслие.

Было бы очень удобно при предупреждении фашизма, если бы какой-то теневой лидер выступил на площади и прямо заявил: «Хочу снова открыть Освенцим», однако фашизм может представать в самых невинных формах. Наш долг — вовремя выявлять эти признаки и обращать на них внимание, пока все это не превратилось в снежный ком, который не остановить.

Умберто Эко часто поддавался критике за то, что попытка определить явные черты фашизма ему не удалась, что отдельные признаки можно найти в любом обществе и при этом ничего фашистского в этих странах нет. Также многим не нравится, что эта попытка уместилась в небольшом эссе, тогда как сама тема очень сложна и не может быть столь компактно уложена в 14 пунктах и паре десятков умозаключений. Однако это дает повод в очередной раз подискутировать на эту крайне неудобную тему, за что его и стоит поблагодарить.

Из эссе Умберто Эко: 14 признаков вечного фашизма

Сегодня ночью умер великий итальянский писатель Умберто Эко. Любимого автора добрыми словами вспоминают сегодня многие — и журналисты, и литературные критики, и просто читатели его книг. При этом особенную популярность в социальных сетях получило эссе Эко — «Вечный фашизм», в котором содержатся 14 признаков возвращения человеконенавистнической идеологии под новой личиной. Мы публикуем фрагмент этого текста.

Дети жгут книги в нацистской Германии

1. Первой характеристикой вечного фашизма является культ традиции. Традиционализм старее фашизма. Он выступает доминантой контрреволюционной католической мысли после Французской революции, но зародился он в поздний эллинистический период как реакция на рационализм классической Греции.

В средиземноморском бассейне народы разных религий (все они с равной толерантностью были допускаемы в римский Пантеон) искали откровения, явленного на заре истории человечества. Это откровение испокон веков таилось под покровом языков, чей смысл утратился. Откровение было вверено египетским иероглифам, кельтским рунам, а также священным, доселе не проясненным памятникам азиатских религий.

Эта новая культура неизбежно оказывалась синкретичной. Синкретизм — это не просто, как указывают словари, сочетание разноформных верований и практик. Здесь основа сочетаемости — прежде всего пренебрежение к противоречиям. Исходя из подобной логики, все первородные откровения содержат зародыш истины, а если они разноречивы или вообще несовместимы, это не имеет значения, потому что аллегорически все равно они все восходят к некоей исконной истине.

Из этого вытекает, что нет места развитию знания. Истина уже провозглашена раз и навсегда; остается только истолковывать ее темные словеса. Достаточно посмотреть «обоймы» любых фашистских культур: в них входят только мыслители-традиционалисты. Немецко-фашистский гнозис питался из традиционалистских, синкретистских, оккультных источников. Наиважнейший теоретический источник новых итальянских правых, Юлиус Эвола, смешивает Грааль с «Протоколами Сионских мудрецов», алхимию со Священной Римской империей. Сам тот факт, что в целях обогащения кругозора часть итальянских правых сейчас расширила обойму, включив в нее-Де Местра [4], Генона [5] и Грамши, является блистательной демонстрацией синкретизма.

Поройтесь в американском книжном магазине на стеллажах под табличкой «New Age». Вы увидите в куче мистической белиберды даже и св. Августина, который, насколько мне известно, фашистом не был.

Вот сам по себе принцип валить в кучу Августина и Стоунхендж — это и есть симптом вечного фашизма.

2. Традиционализм неизбежно ведет к неприятию модернизма. Как итальянские фашисты, так и немецкие нацисты вроде бы обожали технику, в то время как традиционалистские мыслители обычно технику клеймили, видя в ней отрицание традиционных духовных ценностей. Но, по сути дела, нацизм наслаждался лишь внешним аспектом своей индустриализации. В глубине его идеологии главенствовала теория Blut und Boden — «Крови и почвы». Отрицание современного мира проводилось под соусом отрицания капиталистической современности. Это, по существу, отрицание духа 1789 года (а также, разумеется, 1776) — духа Просвещения. Век Рационализма видится как начало современного разврата. Поэтому вечный фашизм может быть определен как иррационализм.

3. Иррационализм крепко связан с культом действия ради действия. Действование прекрасно само по себе и поэтому осуществляемо вне и без рефлексии. Думание — немужественное дело. Культура видится с подозрением, будучи потенциальной носительницей критического отношения. Тут все: и высказывание Геббельса «Когда я слышу слово „культура“, я хватаюсь за пистолет», и милые общие места насчет интеллектуальных размазней, яйцеголовых интеллигентов, радикал-снобизма и университетов — рассадников коммунистической заразы.Подозрительность по отношению к интеллектуальному миру всегда сигнализирует присутствие вечного фашизма. Официальные фашистские мыслители в основном занимались тем, что обвиняли современную им культуру и либеральную интеллигенцию в отходе от вековечных ценностей.

4. Никакая форма синкретизма не может вынести критики. Критический подход оперирует дистинкциями, дистинкции же являются атрибутом современности. В современной культуре научное сообщество уважает несогласие, как основу развития науки. В глазах вечного фашизма несогласие есть предательство.

5. Несогласие — это еще и знак инакости. Вечный фашизм растет и ищет консенсусов, эксплуатируя прирожденную боязнь инородного. Первейшие лозунги фашистоидного или пре-фашистоидного движения направлены против инородцев. Вечный фашизм, таким образом, по определению замешан на расизме.

6. Вечный фашизм рождается из индивидуальной или социальной фрустрации. Поэтому все исторические фашизмы опирались на фрустрированные средние классы, пострадавшие от какого-либо экономического либо политического кризиса и испытывающие страх перед угрозой со стороны раздраженных низов. В наше время, когда прежние «пролетарии» превращаются в мелкую буржуазию, а люмпен из политической жизни самоустраняется, фашизм найдет в этом новом большинстве превосходную аудиторию.

7. Тем, кто вообще социально обездолен, вечный фашизм говорит, что единственным залогом их привилегий является факт рождения в определенной стране. Так выковывается национализм. К тому же единственное, что может сплотить нацию, — это враги. Поэтому в основе фашистской психологии заложена одержимость идеей заговора, по возможности международного. Сочлены должны ощущать себя осажденными. Лучший способ сосредоточить аудиторию на заговоре — использовать пружины ксенофобии. Однако годится и заговор внутренний, для этого хорошо подходят евреи, потому что они одновременно как бы внутри и как бы вне. Последний американский образчик помешательства на заговоре — книга «Новый мировой порядок» Пэта Робертсона.

8. Сочлены должны чувствовать себя оскорбленными из-за того, что враги выставляют напоказ богатство, бравируют силой. Когда я был маленьким, мне внушали, что англичане — «нация пятиразового питания». Англичане питаются интенсивнее, чем бедные, но честные итальянцы. Богаты еще евреи, к тому же они помогают своим, имеют тайную сеть взаимопомощи. Это с одной стороны; в то же время сочлены убеждены, что сумеют одолеть любого врага. Так, благодаря колебанию риторических струн, враги рисуются в одно и то же время как и чересчур сильные, и чересчур слабые. По этой причине фашизмы обречены всегда проигрывать войны: они не в состоянии объективно оценивать боеспособность противника.

9. Для вечного фашизма нет борьбы за жизнь, а есть жизнь ради борьбы. Раз так,пацифизм однозначен братанию с врагом. Пацифизм предосудителен, поскольку жизнь есть вечная борьба. В то же время имеется и комплекс Страшного Суда. Поскольку враг должен быть — и будет — уничтожен, значит, состоится последний бой, в результате которого данное движение приобретет полный контроль над миром. В свете подобного «тотального решения» предполагается наступление эры всеобщего мира, Золотого века.

Однако это противодействует тезису о перманентной войне, и еще ни одному фашистскому лидеру не удалось разрешить образующееся противоречие.

10. Для всех реакционных идеологий типичен элитаризм, в силу его глубинной аристократичности. В ходе истории все аристократические и милитаристские элитаризмы держались на презрении к слабому.

Вечный фашизм исповедует популистский элитаризм. Рядовые граждане составляют собой наилучший народ на свете. Партия составляется из наилучших рядовых граждан. Рядовой гражданин может (либо обязан) сделаться членом партии.

Однако не может быть патрициев без плебеев. Вождь, который знает, что получил власть не через делегирование, а захватил силой, понимает также, что сила его основывается на слабости массы, и эта масса слаба настолько, чтобы нуждаться в Погонщике и заслуживать его.

Поэтому в таких обществах, организованных иерархически (по милитаристской модели), каждый отдельный вождь презирает, с одной стороны, вышестоящих, а с другой — подчиненных.
Тем самым укрепляется массовый элитаризм.

11. Всякого и каждого воспитывают, чтобы он стал героем. В мифах герой воплощает собой редкое, экстраординарное существо; однако в идеологии вечного фашизма героизм — это норма. Культ героизма непосредственно связан с культом смерти. Не случайно девизом фалангистов было: Viva la muerte! Да здравствует смерть! Нормальным людям говорят, что смерть огорчительна, но надо будет встретить ее с достоинством. Верующим людям говорят, что смерть есть страдательный метод достижения сверхъестественного блаженства. Герой же вечного фашизма алчет смерти, предуказанной ему в качестве наилучшей компенсации за героическую жизнь. Герою вечного фашизма умереть невтерпеж. В героическом нетерпении, заметим в скобках, ему гораздо чаще случается умерщвлять других.

12. Поскольку как перманентная война, так и героизм — довольно трудные игры, вечный фашизм переносит свое стремление к власти на половую сферу. На этом основан культ мужественности (то есть пренебрежение к женщине и беспощадное преследование любых неконформистских сексуальных привычек: от целомудрия до гомосексуализма). Поскольку и пол — это довольно трудная игра, герой вечного фашизма играется с пистолетом, то есть эрзацем фаллоса. Постоянные военные игры имеют своей подоплекой неизбывную invidia penis.

13. Вечный фашизм строится на качественном (квалитативном) популизме. В условиях демократии граждане пользуются правами личности; совокупность граждан осуществляет свои политические права только при наличии количественного (квантитативного) основания: исполняются решения большинства. В глазах вечного фашизма индивидуум прав личности не имеет, а Народ предстает как качество, как монолитное единство, выражающее совокупную волю. Поскольку никакое количество человеческих существ на самом деле не может иметь совокупную волю, Вождь претендует на то, чтобы представительствовать от всех. Утратив право делегировать, рядовые граждане не действуют, они только призываются — часть за целое, pars pro toto — играть роль Народа. Народ, таким образом, бытует как феномен исключительно театральный.

За примером качественного популизма необязательно обращаться к Нюрнбергскому стадиону или римской переполненной площади перед балконом Муссолини. В нашем близком будущем перспектива качественного популизма — это телевидение или электронная сеть «Интернет», которые способны представить эмоциональную реакцию отобранной группы граждан как «суждение народа».

Крепко стоя на своем квалитативном популизме, вечный фашизм ополчается против «прогнивших парламентских демократий». Первое, что заявил Муссолини в своей речи в итальянском парламенте, было: «Хотелось бы мне превратить эту глухую, серую залу в спортзал для моих ребяток». Он, конечно же, быстро нашел гораздо лучшее пристанище для «своих ребяток», но парламент тем не менее разогнал.

Всякий раз, когда политик ставит под вопрос легитимность парламента, поскольку тот якобы уже не отражает «суждение народа», явственно унюхивается запашок Вечного Фашизма.

14. Вечный фашизм говорит на Новоязе. Новояз был изобретен Оруэллом в романе «1984» как официальный язык Ангсоца, Английского социализма, но элементы вечного фашизма свойственны самым различным диктатурам. И нацистские, и фашистские учебники отличались бедной лексикой и примитивным синтаксисом, желая максимально ограничить для школьника набор инструментов сложного критического мышления. Но мы должны уметь вычленять и другие формы Новояза, даже когда они имеют невинный вид популярного телевизионного ток-шоу.

Перечислив возможные архетипы вечного фашизма, закончу вот чем. Утром 27 июля 1943 года мне было сказано, что по радио объявили, что фашизм пал и Муссолини арестован и чтобы я пошел купил газету. Я отправился к киоску и увидел, что там полно газет, но у них незнакомые названия. Затем я прочитал заголовки передовиц и осознал, что в разных газетах написаны разные вещи. Тогда я купил одну из них, наудачу, развернул и прочитал на первой странице декларацию, подписанную пятью или шестью политическими партиями, среди которых были Христианская демократическая, Коммунистическая партия, Социалистическая партия, Партия действия, Либеральная партия. До этой минуты я полагал, что на страну полагается иметь по одной партии, в частности в Италии партия называется Национальной Фашистской. И вот я обнаружил, что в моей стране одновременно имеют место несколько партий. И не только. Так как я был смышленым подростком, я сказал себе, что никак не возможно, чтобы все эти партии учредились вот так, за одну ночь. Значит, подумал я, они существовали прежде на подпольном положении.

Декларация возвещала о конце фашистской диктатуры и восстановлении в стране свобод: свободы слова, печати, политических объединений. Эти слова — «диктатура», «свобода» — о Господи, впервые за всю жизнь я их прочел. Благодаря этим словам я переродился в свободного западного человека.

Мы должны всегда иметь в виду, что смысл этих слов не должен снова забыться. Вечный фашизм до сих пор около нас, иногда он ходит в штатском. Было бы так удобно для всех нас, если бы кто-нибудь вылез на мировую арену и сказал: «Хочу снова открыть Освенцим, хочу, чтобы черные рубашки снова замаршировали на парадах на итальянских площадях». Увы, в жизни так хорошо не бывает! Вечный фашизм может представать в самых невинных видах и формах. Наш долг — выявлять его сущность и указывать на новые его формы, каждый день, в любой точке земного шара. Передам опять слово Рузвельту. «Решусь сказать, что, если бы американская демократия прекратила развиваться как живая сила, которая старается днем и ночью, мирными средствами, совершенствовать условия существования граждан нашей страны, влияние фашизма у нас бы безусловно возросло» (4 ноября 1938). Свобода и Освобождение — наша работа. Она не кончается никогда. Пусть же нашим девизом будет: так не забудем.

Умберто Эко – Вечный фашизм

Умберто Эко – Вечный фашизм краткое содержание

Все эссе сборника создавались по случаю, для выступления на конференциях и заседаниях. При всем разнообразии тематики все эссе носят этический характер, то есть говорят о том, что делать хорошо, что делать дурно и чего не следует делать ни при каких обстоятельствах.

«Вечный фашизм» — доклад (англоязычная версия) на симпозиуме, проводившемся итальянским и французским отделениями Колумбийского университета (Нью-Йорк) 25 апреля 1995 г., в юбилей освобождения Европы. Опубликовано под заглавием «Eternal Fascism» в «Нью-Йорк Ревью оф Букс» 22 июня 1995 г., затем в итальянском переводе в «Ла ривиста деи либри» за июль-август 1995-го под названием «Тоталитаризм fuzzy и ур-фашизм» (публикуемый ниже вариант отличается лишь незначительными стилистическими поправками). Но следует учитывать, что этот текст создавался для американских студентов и был прочитан на симпозиуме в дни, когда Америка была потрясена оклахомским терактом и открытием того, что в общем не являлось секретом, — что в США имеются правоэкстремистские военизированные организации. Тема антифашизма приобрела особые коннотации в этих обстоятельствах, и рассуждение исторического плана было призвано способствовать размышлениям о современной ситуации в разных точках земного шара. Выступление было переведено на многие языки и опубликовано во многих странах. Так как эссе рассчитывалось на американских студентов, понятно, почему в нем изобилуют факты и разъяснения почти школьного характера, а также к чему столько цитат из Рузвельта (Рузвельт — символ американского антифашизма) и почему я особо отмечаю встречу европейских и американских солдат в дни освобождения Европы.

Вечный фашизм – читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

В 1942 году, в возрасте 10 лет, я завоевал первое место на олимпиаде Ludi Juveniles, проводившейся для итальянских школьников-фашистов (то есть для всех итальянских школьников). Я изощрился с риторической виртуозностью развить тему «Должно ли нам умереть за славу Муссолини и за бессмертную славу Италии?» Я доказал, что должно умереть. Я был умный мальчик.

Потом в 1943 году мне открылся смысл слова «свобода». В конце этого очерка расскажу, как было дело. В ту минуту «свобода» еще не означало «освобождение».

В моем отрочестве было два таких года, когда вокруг были эсэсовцы, фашисты и партизаны, все палили друг в друга, я учился уворачиваться от выстрелов. Полезный навык.

В апреле 1945 года партизаны взяли Милан. Через два дня они захватили и наш городишко. Вот была радость. На центральной площади толпились горожане, пели, размахивали знаменами. Выкрикивалось имя Миммо, командира партизанского отряда. Миммо, в прошлом капитан карабинеров, перешел на сторону Бадольо[1] и в одном из первых сражений ему оторвало ногу. Он выскакал на балкон муниципалитета на костылях, бледный. Рукой сделал знак толпе, чтоб замолчали. Я наряду со всеми ждал торжественной речи, все мое детство прошло в атмосфере крупных исторических речей Муссолини, в школе мы учили наизусть самые проникновенные пассажи. Но была тишина. Миммо говорил хрипло, почти не было слышно: «Граждане, друзья. После многих испытаний… мы здесь. Вечная слава павшим». Все. Он повернулся и ушел. Толпа вопила, партизаны потрясали оружием, палили в воздух. Мы, мальчишки, кинулись подбирать гильзы, ценные коллекционные экспонаты. В тот день я осознал, что свобода слова означает и свободу от риторики.

Через несколько дней появились первые американские солдаты. Это были негры. Мой первый знакомый янки, Джозеф, был чернокож. Он открыл мне чудесный мир Дика Трейси и Лила Эбнера. Его книжки комиксов были разноцветные и замечательно пахли.

Одного из офицеров (его звали не то майор Мадди, не то капитан Мадди) родители двух моих соучениц пригласили в гости к себе на виллу. В саду расположились с вязаньем наши благородные дамы, болтая на приблизительном французском. Капитан Мадди был неплохо образован и на французском тоже как-то разговаривал. Так сложилось мое первое впечатление об освободителях-американцах, после всех наших бледноликих и чернорубашечных: интеллигентный негр в желто-зеленом мундире, произносящий: «Oui, merci beaucoup Madame, moi aussi j’aime le champagne…». К сожалению, шампанского на самом деле не было, но от капитана Мадди происходила моя первая в жизни жвачка и жевал я ее много дней. На ночь я клал ее в стакан с водой.

В мае нам сказали, что война окончилась. Мир показался мне великой странностью. Меня учили, что перманентная война является нормальным условием жизни для молодого итальянца. В последующие месяцы открылось также, что Сопротивление — не наше деревенское, а общеевропейское явление. Я научился новым волнующим словам, таким как reseau, maquis, armee secrete, Rote Kapelle, варшавское гетто. Я увидел первые снимки геноцида евреев — того, что называется Холокост, — и усвоил смысл явления раньше, чем узнал термин. Я понял, от чего именно нас освободили.

В Италии кое-кто сегодня задается вопросом, сыграло ли Сопротивление реальную военную роль. Моему поколению этот вопрос несуществен. Мы сразу почувствовали моральную и психологическую роль Сопротивления. Вот что давало нам гордость: знать, что мы, население Европы, не дожидались освобождения сложа руки. Думаю, что и для молодых американцев, которые платили кровью за нашу свободу, было тоже небезразлично знать, что за линией фронта среди населения Европы кто-то платит по тому же счету.

В Италии звучат высказывания, что Сопротивление в Европе — вымысел коммунистов. Нельзя спорить, коммунисты действительно употребили Сопротивление как личную собственность, пользуясь тем, что они сыграли в Сопротивлении центральную роль. Но я помню партизан в шейных платках самых разных расцветок.

Прилипнув к радиоприемнику, я проводил ночи — ставни задраивались, комендантский час, затемнение, ореол вокруг радио был единственным источником света — и слушал сообщения, которые «Радио Лондон» передавало партизанам. Послания туманные и в то же время поэтические («Солнце восходит снова», «Розы в цвету»). Большей частью это была «информация для Франки». Откуда-то я шепотом узнал, что Франки — командир самого крупного подполья Северной Италии и человек легендарного мужества. Франки был моим героем. Этот Франки (настоящее имя — Эдгардо Соньо) был монархист, настолько антикоммунистической ориентации, что в послевоенное время примкнул к правоэкстремистской группировке и попал под суд по подозрению в подготовке реакционного антигосударственного переворота. Что это меняет? Он остается ориентиром моих детских лет. Освобождение — одно для людей самых разных расцветок.

Сейчас у нас принято говорить, что война за освобождение Италии привела к трагическому расколу нации и что необходимо национальное примирение. Воспоминание об ужасном времени должно быть вытеснено (refoulee, verdrangt).

Но вытеснение — источник неврозов.

Примириться, проявить понимание, уважить тех, кто от чистого сердца вел свою войну. Простить — это не значит забыть. Допускаю, что Эйхман[2] был чистосердечно предан своей миссии. Но мы не говорим Эйхману: «Валяйте, продолжайте в том же духе». Мы обязаны помнить, что же это было, и торжественно заявить, что снова они этого делать не должны.

Но кто такие «они»?

Если до сегодняшних пор подразумевать под «они» тоталитарные правительства, распоряжавшиеся Европой перед Второй мировой войной, можно спать спокойно: они не возродятся в прежнем своем виде среди новых исторических декораций. Итальянский фашизм (Муссолини) складывался из культа харизматического вождя, из корпоративности, из утопической идеи о судьбоносности Рима, из империалистической воли к завоеванию новых земель, из насадного национализма, из выстраивания страны в колонну по два, одевания всех в черные рубашки, из отрицания парламентской демократии, из антисемитизма. Так вот, я вполне верю, что нынешний Национальный альянс, родившийся из останков Итальянского социального движения, — это партия хотя и безусловно правая, но не связанная с нашим прежним фашизмом.

И хотя я очень обеспокоен неофашистскими движениями, возникающими повсеместно по Европе и, в частности, в России, я — по той же причине — не думаю, что именно немецкий фашизм в своей первоначальной форме может снова явиться в качестве идеологии, охватывающей народы.

Источники:

http://4brain.ru/blog/14-%D0%BF%D1%80%D0%B8%D0%B7%D0%BD%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%B2-%D1%84%D0%B0%D1%88%D0%B8%D0%B7%D0%BC%D0%B0-%D1%83%D0%BC%D0%B1%D0%B5%D1%80%D1%82%D0%BE-%D1%8D%D0%BA%D0%BE/
http://tvrain.ru/teleshow/slova_kotorye_izmenili_mir/14_priznakov_fashizma-404050/
http://libking.ru/books/sci-/sci-philosophy/543124-umberto-eko-vechnyy-fashizm.html