Джон мильтон – самсон-борец. Джон Мильтон

Джон Мильтон. Самсон-борец

Джон Мильтон. «Самсон-борец».

Как видно, Мильтон до самого конца жизни не стал придумывать ничего своего, а продолжал кормиться содержанием библейских легенд и формой античной литературы. Да, я прекрасно знаю, что он кропал какие-то там стишки и, возможно, еще что-то (у меня, честно говоря, нет никакого желания копаться в мильтоновской библиографии), но главные произведения его жизни – «Потерянный рай», «Возвращенный рай» и «Самсон-борец» – добросовестно слизаны Мильтоном с библейских и античных образцов. И восхищаться, я считаю, тут нечему. Слизанное суть слизанное. Лично я вообще не вижу ничего хорошего в подобных затеях. Мильтон, в «Самсоне» свою биографию, говорите, отразил? А нам-то с этого чё? Самое тупое, что может быть, – это проводить какие-то аналогии и параллели между совершенно разными вещами (в данном случае, между жизнью писателя и произведениями этого писателя). Ну да, врать не буду, здесь уже не ученые постарались, а сам Мильтон сознательно попытался ассоциировать себя с Самсоном. Ну и что здесь такого крутого? Убейте – не пойму. Читается, как всегда, через силу. Не только потому, что язык чересчур вычурный (в 17-м веке и так-то особо доступного литературного слога не существовало, а уж когда Мильтон начинает подражать всяким древним старпёрам, так это вообще – мама не горюй!). Еще и потому хреново читается, что мы все эту байку наизусть знаем.

Маломальская интрига в «Самсоне-борце» присутствует только в одном месте. Это когда сраный гопник Гарафа наезжает на Самсона. Вопрос тут один: размажет ли Самсон тупорылого выёбывающегося типа по ветхозаветному асфальту или же нет? К сожалению, любой читатель окажется разочарованным: гопник понаезжает-понаезжает, но не рискнет подойти к библейскому Шварценеггеру и покинет место действия целым-невредимым. Вот это место чуток интересно. Просто потому, что по Библии этот момент как-то не запомнился (или там его вовсе не было). Вот этим весь сюжетный ход и ограничивается. Всё! Нету больше никакого сюжетного хода. Нету его и точка. Потому что всё остальное, о чем Мильтон с наивностью первокурсника духовной академии нам талдычит, мы и так знаем. А все эти придуманные диалоги и монологи, сопли, слюни… А нах они вообще нам нужны? Все, что требуется знать интеллигентному человеку о Самсоне, укладывается в пару предложений.

Был такой чувак в Ветхом Завете. Типа самый сильный. Еврей, разумеется, еврей (какие еще национальности в Библии всегда становятся самыми-самыми?). Сила его была, чувак, ты не поверишь, – в кудрях! Да, да, вот такой идиотизм. Поэтому когда одна жучка (или даже, не побоюсь этого слова, сучка) по имени Далила выяснила секрет Самсоновой силы, стало понятно, что пареньку долго не протянуть. Потому что эта дурацкая Далила была из другого племени, которое Самсон уделывал, как Бог черепах, да и вообще она была – крыса крысой. Узнала она, что стоит только обрить муженька и он станет беспомощнее щенка, и обрила его. И сдала своим (а что еще этот идиот Самсон ожидал, когда женился на вражеской телке, да еще и выдавал ей все военные тайны?). Самсона схватили, суки, ослепили, бросили в тюрягу… Там у него волосья-то чуть подросли и обрел он, бля, силу прежнюю. Но без глаз, чувак, без глаз, ты представляешь. Без глаз же очень трудно дать фашистам просраться. В смысле, не фашистам, а этим, как их. Да не важно, с кем там эти евреи враждовали… В общем, слепого крутого выволокли на городскую площадь этого вражеского городишки, шоб Самсон им там напоказывал фокусы своей силищей немеряной. Самсон, как истинный Александр Матросов, порушил колонны храма, храм рухнул, задавив кучу врагов и самого героя… Аминь.

Вот и всё. Прочитав мильтоновского «Самсона-борца», вы не обнаружите ничего нового. Зачем читать? А *** его знает, зачем… Затем, что, получая высшее образование, приходится иногда тратить время на лабуду. Если же вы не учитесь в вузе, или учитесь, да не в таком, где заставляют читать подобную ерунду, или уже отучились, но Мильтона почему-то не стали в свое время читать, то… То ни в коем случае не читайте эту гадость, разумеется. На кой? Лучше возьмите томик какого-нибудь любимого Довлатова. Довлатов, он не подведет. Он вам не будет пересказывать Библию языком Гомера или Еврипида. А Мильтон будет. Мильтон был занудным парнем и наследство миру оставил такое же. Нудное, скучное и никуда, на самом деле, не годное. Ну его на фиг, короче говоря, этого Мильтона…

Резюме: библейская пересказка, рассказанная Мильтоном по ролям. Разумеется, отстойно рассказанная.

Самсон-борец

Самсон, ослеплённый, униженный и поруганный, томится в плену у филистимлян, в тюрьме города Газы. Рабский труд изнуряет его тело, а душевные страдания терзают душу.

Ни днём ни ночью Самсон не может забыть о том, каким славным героем был прежде, и эти воспоминания причиняют ему горькие муки. Он вспоминает о том, что Господь предвозвестил избавление Израиля от ига филистимлян: освободить свой народ суждено ему, слепому и беспомощному узнику. Самсон раскаивается в том, что раскрыл тайну своей силы Далиле, которая предала его в руки врагов. Однако он не смеет сомневаться в слове Божьем и лелеет в сердце надежду.

В день праздника, посвящённого Дагону, морскому божеству филистимлян, когда никто из язычников не работает, Самсону разрешено покинуть стены своей темницы и отдохнуть. Влача тяжёлые цепи, он уходит в уединённое место и предаётся тягостным раздумьям.

Здесь его находят пришедшие из Естаола и Цоры — родных мест Самсона — его друзья и соплеменники и пытаются по мере сил утешить несчастного собрата. Они убеждают страдальца не роптать на промысел Всевышнего и не упрекать себя, однако удивляются тому, что Самсон всегда предпочитал женщинам Израиля филистимлянок. Поверженный герой объясняет им, что к этому его побудил тайный голос Бога, повелевавшего ему бороться с врагами и использовать любую возможность, чтобы усыпить их бдительность.

Самсон винит правителей Израиля, которые не поддержали его и не выступили против филистимлян, когда он одерживал славные победы. Они даже решили выдать его врагам, чтобы спасти родину от захватчиков. Самсон позволил филистимлянам связать себя, а потом с лёгкостью разорвал путы и перебил всех язычников ослиной челюстью. Если бы тогда вожди Израиля решились выступить в поход против них, была бы одержана окончательная победа.

Приходит старец Маной, отец Самсона. Он удручён жалким состоянием своего сына, в котором все привыкли видеть непобедимого воителя. Но Самсон не позволяет ему роптать на Бога и винит в своих бедах лишь самого себя. Маной сообщает сыну о том, что собирается хлопотать у филистимских правителей о его выкупе.

Маной собирается отправиться к ним сегодня, когда все филистимляне празднуют день благодарения Дагону, который, как они верят, избавил их от руки Самсона. Но поверженный герой не хочет жить, вечно помня о своём позоре, и предпочитает смерть. Отец уговаривает его согласиться на выкуп и предоставить все Божьей воле и уходит.

Появляется жена Самсона, красавица Далила, и умоляет его выслушать ее: она жестоко раскаивается в том, что поддалась уговорам соплеменников и выдала им тайну его силы. Но ей двигала только любовь: она боялась, что Самсон бросит её, как он бросил свою первую жену, иноверку из Фимнафа. Соплеменники обещали Далиле лишь захватить Самсона в плен, а потом отдать его ей. Самсон мог бы жить в её доме, а она бы наслаждалась его любовью, не боясь соперниц.

Она обещает Самсону уговорить филистимских начальников, чтобы ей позволили забрать его домой: она станет ухаживать за ним и во всем угождать. Но Самсон не верит раскаянию Далилы и гневно отвергает её предложение. Далила, уязвлённая отказом Самсона и его презрением, отрекается от мужа и уходит.

Появляется Гарафа, исполин из филистимского города Гефа. Он сожалеет, что ему не довелось помериться силами с Самсоном, когда тот был ещё зряч и свободен. Гарафа насмехается над поверженным героем и говорит ему, что Бог оставил Самсона, Самсон, у которого закованы только ноги, вызывает хвастливого Гарафу на поединок, но тот не решается приблизиться к разгневанному узнику и уходит.

Появляется служитель храма Дагона и требует, чтобы Самсон предстал на празднестве перед филистимской знатью и показал всем свою силу. Самсон с презрением отказывается и отсылает служителя.

Однако, когда тот приходит снова, Самсон, ощущая в душе тайный порыв, соглашается прийти на языческий праздник и показать свою силу в капище Дагона. Он верит, что этого хочет Бог Израиля, и предчувствует, что этот день покроет его имя или несмываемым позором, или неувядаемой славой.

С Самсона снимают оковы и обещают ему свободу, если он проявит смирение и покорность. Вверяя себя Богу, Самсон прощается со своими друзьями и соплеменниками. Он обещает им ничем не посрамить ни свой народ, ни своего Бога и отправляется вслед за служителем.

Приходит Маной и рассказывает израильтянам, что есть надежда на то, что ему удастся выкупить сына. Его речи прерывает страшный шум и чьи-то вопли. Решив, что это радуются филистимляне, потешаясь над унижением его сына, Маной продолжает свой рассказ. Но его прерывает появление вестника. Он — еврей, как и они. Придя в Газу по делам, он стал свидетелем последнего подвига Самсона. Вестник так поражён случившимся, что сначала не находит слов. Но оправившись, он рассказывает собравшимся собратьям о том, как Самсон, которого привели в театр, полный филистимской знатью, обрушил кровлю здания и вместе с врагами погиб под обломками.

Джон мильтон – самсон-борец. Джон Мильтон

• ЖАНРЫ
• АВТОРЫ
• КНИГИ 589 562
• СЕРИИ
• ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 548 323

Переводы Ю. Корнеева

Arisstоt. Poet., с. VI

“Tragoedia est imitatio actionis seriae. per

misericordiam et motum perficiens talium

О ТОМ РОДЕ ДРАМАТИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ, КОТОРЫЙ НАЗЫВАЕТСЯ ТРАГЕДИЕЙ

Трагедия, если писать ее так, как писали древние, была и есть наиболее высокий, нравственный и полезный из всех поэтических жанров. Аристотель полагает за ней способность пробуждать сострадание, страх, ужас и тем самым очищать душу от этих и сходных с ними аффектов, то есть смягчать или должным образом умерять последние посредством особого рода наслаждения, доставляемого нам чтением или смотрением пиесы, где умело воспроизводятся чужие страсти. Природа дает нам немало примеров, подтверждающих его мысль: так, медицина лечит дурные соки болезнетворными средствами – кислые кислотами, соленые солями. Поэтому философы и прочие серьезнейшие писатели, как-то: Цицерон, Плутарх и другие, нередко приводят отрывки из трагических поэтов, чтобы придать красоту и отчетливость собственным мыслям. Сам апостол Павел нашел уместным включить в текст Священного писания стих Еврипида (1 Коринф., XV, 33), а Пареус в комментарии к “Откровению” представил эту книгу в виде трагедии, различая в ней акты, отделенные друг от друга хорами небесных певцов и арфистов. Со стародавних времен люди самого высокого положения не жалели труда, дабы доказать, что и они способны сочинить трагедию. Дионисий Старший алкал этой чести не меньше, чем прежде стремился стать тираном. Цезарь Август также принялся за “Аякса”, который остался незакончен лишь потому, что начало его не удовлетворило автора. Кое-кто почитает философа Сенеку доподлинным создателем тех трагедий, которые ходят под его именем, – по крайней мере, лучших из них. Григорий Назианзин, отец церкви, не счел ниже своего святого достоинства написать трагедию под заглавием “Христос Страждущий”. Мы упоминаем об этом, дабы защитить трагедию от неуважения, вернее сказать, от осуждения, которого в наши дни она, по мнению многих, заслуживает наравне с обычными театральными представлениями, чему виной поэты, примешивающие комическое к великому, высокому и трагическому или выводящие на сцену персонажей банальных и заурядных, что люди здравомыслящие находят нелепым и объясняют лишь желанием угодить извращенному вкусу толпы. И хотя древняя трагедия не знает пролога, она все-таки прибегает подчас – либо для самозащиты, либо для пояснений – к тому, что Марциал именует эпистолой; поэтому и мы предпосылаем подобную эпистолу нашей трагедии, сочиненной на манер древней и сильно разнящейся от тех, что слывут у нас наилучшими, и уведомляем: введенный в нее Хор есть не только подражание греческим образцам – он свойствен также новому времени и до сих пор в ходу у итальянцев. Таким образом, в построении этой пиесы мы притом с полным основанием – следовали древним и итальянцам, чья слава и репутация гораздо более для нас непререкаемы. Написаны хоры стихом непостоянного размера, называвшимся у греков монострофическим, или, точнее, словом apolelymenon, без деления на строфу, антистрофу и эпод, которые представляли собой нечто вроде стансов на музыку, аккомпанировавшую пению хора, – для поэмы они несущественны, и без них можно обойтись. Поскольку хоры у нас разбиты паузами на отрывки, стих наш можно именовать и аллеострофическим; от деления на акты и сцены мы также отказались – они нужны только для подмостков, для которых произведение наше никогда не предназначалось.

Довольно будет, если читатель заметит, что драма не выходит за пределы пятого акта; что же до слога, единства действия и того, что обычно носит название интриги, запутанной или простой – неважно, и что на самом деле есть расположение и упорядочение сюжетного материала в согласии с требованиями правдоподобия и сценичности, то справедливо судить о них может лишь тот, кто не совсем незнаком с Эсхилом, Софоклом и Еврипидом, тремя поныне непревзойденными трагическими поэтами и наилучшими учителями для тех, кто пробует силы в этом жанре. В соответствии с правилом древних и по примеру наиболее совершенных их творений, время, которое протекает от начала до конца драмы, ограничено сутками.

В праздничный день, когда прекращены все работы, Самсон, ослепленный, взятый в плен и томящийся в тюрьме в Газе, где он обречен на каторжный труд, выходит на воздух, чтобы отдохнуть в уединенном месте, невдалеке от тюрьмы, и скорбит о своей участи; здесь его случайно находят друзья и соплеменники, представляющие собой Хор и пытающиеся по мере сил утешить собрата; вслед за ними появляется его старый отец Маной, который, задавшись тою же целью, рассказывает о своем намерении выкупить сына на свободу и под конец сообщает, что сегодня у филистимлян день благодарения Дагону, избавившему их от руки Самсона; эта весть еще более удручает пленника. Затем Маной уходит хлопотать у филистимских правителей о выкупе Самсона, которого тем временем навещают разные лица и, наконец, храмовый служитель, требующий, чтобы узник, представ на празднестве перед знатью и народом, показал им свою силу. Сперва Самсон упорствует и, наотрез отказавшись подчиниться, отсылает служителя: но потом, втайне чуя, что так хочет бог, соглашается последовать за служителем, вторично явившимся за ним и всячески угрожающим ему. Хор остается на месте; возвращается Маной, одушевленный радостными надеждами на скорое освобождение сына; на середине его монолога вбегает еврей-вестник и сначала намеками, а потом более отчетливо рассказывает о гибели, уготованной Самсоном филистимлянам, и его собственной смерти; здесь трагедия кончается.

Источники:

http://www.proza.ru/2007/05/01-69
http://briefly.ru/milton/samson-borec/
http://www.litmir.me/br/?b=65112&p=1